Давно понятно, что гитлеровцев называли «фашистами» исключительно потому, что было как-то неудобно говорить о войне между Союзом Социалистических Республик и национал-социалистическим Рейхом. Вот и появилась химера под названием «немецко-фашистские захватчики». В СССР тогда мало кто читал «Доктрину фашизма» Муссолини — так что прокатило, а потом стало уже и штампом.
Замечу, что нередко можно встретить утверждение, что-де в Рейхе при Гитлере был скорее национал-капитализм, чем национал-социализм. Мол, Гитлер работал в союзе с крупным капиталом, и НС надо понимать именно таким образом, и «правые» не могут быть против капитала. Не буду отвлекаться на вопрос «что есть правое, а что левое».
Суть социализма — в патерналистском отношении к народу, а осуществляться это может весьма различными способами, как показали и Рейх, и СССР, причем в обоих случаях были свои преимущества и свои недостатки. В случае Гитлера можно сказать, что в Рейхе оставался капитализм, только с добровольно-принудительным госзаказом и мерами защиты рабочих (но при этом при ограничении их прав). Но какой смысл играть словами? Тем более, что социалистическая составляющая социализма — это отнюдь не «переходная стадия к коммунизму».
В Рейхе были национально ориентированные представители крупного капитала в достаточном количестве. В России таковых попросту не было.
Ни план, ни рынок в отдельности не могут быть основой для адекватного строительства общества. Капитал должен служить интересам общества — для этого надо создать условия, при которых невозможен паразитизм; рынок же не должен быть вне плана, где план — основа для направления производительных сил, опирающаяся на инициативность и иной раз интуицию рынка. Вот такое взаимопроникновение с рекурсией.
Но вернемся конкретно к Рейху.
В апреле 45-го, когда Гитлер покончил жизнь самоубийством в развалинах Берлина, никто сильно не интересовался, во что он верил. Война - не время для размышлений, а деяния Гитлера были настолько разрушительны и настолько широко известны благодаря картинам обнаженных тел, сложенных в массовых захоронениях, что национал-социализм привлекал мало или вообще никакого внимания, как идея. Трудно было даже думать об нем, как об идее. Гитлер, который когда-то выглядел чудаком или клоуном, был изобличен, как главарь банды головорезов, и мир был рад больше о нем не слышать.
Сейчас совершенно очевидно, что Гитлер и его соратники считали себя социалистами, и что другие, в том числе и демократические социалисты, тоже так думали. Название "национал-социализм" не было лицемерным. До 45-го года доказательства этого были скорее частными, чем публичными, что, пожалуй, интересно само по себе. На публике Гитлер всегда был антимарксистом. В эпоху, когда Советский Союз был единственным социалистическим государством на Земле, а антибольшевизм составлял значительную часть его послания к массам, он, наверное, не хотел открыто говорить о своих корнях. Его мания величия, во всяком случае, не позволила бы ему называть себя учеником. Это привело к странному и парадоксальному союзу между современными историками и мертвым диктатором. Многие недавние исследователи отказываются тщательно изучать образ мышления Гитлера, и они принимают также беспрекословно, как делали многие нацисты в 30-х годах, лозунг "Крестовый поход против марксизма" за итог его взглядов. В эпоху, когда "фашизм" стал ругательством, трудно ожидать глубокого анализа.
Однако его приватные беседы, хотя и не отменяют его репутацию антикоммуниста, многое проясняют. Например, Герман Раушнинг, нацист из Данцига, знавший Гитлера до и после его прихода к власти в 1933-м году, рассказывает, что частным образом Гитлер признавал большие заимствования из марксистской традиции."Я многому научился у марксизма", однажды заметил он, "и не боюсь это признать". Он гордился знанием марксистских текстов, приобретенным в студенческие годы перед Первой мировой войной, а затем в баварской тюрьме в 1924-м году после провала Мюнхенского путча. Беда с политиками Веймарской республики, как сказал он Отто Вагенеру в то время, состоит в том, что "они никогда не читали Маркса", подразумевая, что люди, не прочитавшие столь важного автора, не могли даже приблизиться к пониманию современного мира. В результате, продолжил Гитлер, они представляли себе, что Октябрьская революция в 1917-м году была "частным русским делом", тогда как на самом деле она изменила весь ход человеческой истории! По его словам, его разногласия с коммунистами были менее идеологическими, чем тактическими. Гитлер сказал Раушнингу, что немецкие коммунисты, которых он знал до прихода к власти, считали: политика - это говорить и писать, и что они были просто памфлетистами, тогда как "я претворил в жизнь то, что эти писаки и мелкие торгаши робко пытались делать", добавив для ясности, что"весь национал-социализм" основан на Марксе.
Впечатляющее замечание, сказано намного прямее, чем в его речах или в "Майн Кампф". Хотя в автобиографии он замечает, что его учение принципиально отличается от марксизма признанием значения расы, подразумевая, возможно, что иначе оно могло бы выглядеть, как производное марксизма. Без расы, говорил Гитлер, национал-социализму "ничего не оставалось бы, кроме как конкурировать с марксизмом на его собственной почве". Марксизм интернационален, пролетариат, согласно знаменитому лозунгу, не имеет отечества. Гитлер отечество имел, и оно было для него всем.
Однако в частном порядке, и даже, возможно, иногда публично, он признавал, что национал-социализм был основан на Марксе. Если подумать, в этом есть смысл. Основа догмы - не то же, что сама догма, так же, как фундамент здания - это не здание, и во многих отношениях национал-социализм был основан на марксизме. Ведь это была теория истории, а не просто повестка дня для законодательных предложений, как либерализм или социал-демократия. И это теория общечеловеческой, не только немецкой, истории, пьянящее видение, претендующее на понимание всего прошлого и будущего человечества.
Открытие Гитлера состояло в том, что социализм может быть как национальным, так и интернациональным. Национальный социализм возможен. Так он говорил своему соратнику Отто Вагенеру в начале 1930-х годов. Социализм будущего - это "единство народа", а не интернационализм, утверждал он, и его задача состоит в том, чтобы "привести немецкий народ к социализму без того, чтоб просто убить старых индивидуалистов", имея в виду предпринимательский и управленческий классы эпохи либерализма. Их следует использовать, а не уничтожать. В конце концов, при господстве одной партии государство можно контролировать без национализации, а экономику можно планировать и направлять без устранения имущих классов.
Осознание этого имело решающее значение. Устранение классов, как показала недавняя гражданская война в России, означало, что немцы должны сражаться с немцами, а Гитлер полагал, что есть более быстрый и эффективный путь. Можно прийти к социализму без гражданской войны.
Теперь, когда век индивидуализма заканчивается, говорил он Вагенеру, задача состоит в том, чтобы "отыскать и пройти путь от индивидуализма к социализму без революции". Маркс и Ленин видели верную цель, но выбрали неправильный путь, длинный и бессмысленно болезненный. Уничтожив буржуа и кулака, Ленин превратил Россию в серую недифференцированную массу людей, огромную анонимную орду раскулаченных. Они "усредняли вниз", тогда как национал-социалистическое государство повысило бы уровень жизни больше, чем когда-либо при капитализме. Понятно, что Гитлер и его сподвижники подразумевали, что их претензии на социализм воспримут всерьез. Они сами относились к ним серьезно.
Тем не менее, в течение полувека Гитлера изображали, если не как консерватора (слово слишком бледное и имеет слишком много оттенков), то как крайне правого. Сомнительно, что он или его друзья узнали бы себя в этом описании. Сам он не придавал особого значения левым и правым, и вряд ли видел много смысла в любой линейной теории политики. Национал-социализм был уникален, поскольку Гитлер все время решал загадку истории, как он себе ее представлял. Элементы могли быть разнообразными и знакомыми, но смесь была его.
Взгляд Гитлера, как часто замечали, во многом был обращен в прошлое. Не в средневековье, как у викторианских социалистов, таких, как Раскин и Уильям Моррис, он очарован еще более отдаленными временами героических добродетелей. Сейчас все забыли, что то же самое можно сказать о Марксе и Энгельсе.
Прежде всего, речь идет о расе, которая всегда мешала национал-социализму считаться социализмом. Как сказал Ленин, у пролетариата нет родины.Но, по мнению Маркса, есть расы, которые следует уничтожить.Такую точку зрения он опубликовал в январе-феврале 1849 года в статье Энгельса, названной"Борьба в Венгрии", в своей газете Neue Rheinische Zeitung, и она поддерживалась социалистами вплоть до прихода Гитлера к власти. Марксистская теория истории призывала к геноциду по причинам, скрывающимся в ее утверждении, что феодализм уже уступает место капитализму, который, в свою очередь, должен быть заменен социализмом. После пролетарской революции целые расы станут феодальными пережитками в эпоху социализма. И поскольку они не могут продвинуться сразу на два шага, их нужно уничтожить. Они - расовый мусор, как называл их Энгельс, и годятся только для навозной кучи истории.
Эти бесчеловечные взгляды, поколением позже усиленные новой лженаукой евгеникой, к последним годам 19-го столетия стали привычной частью социалистической традиции, хотя понятно, что после освобождения Освенцима в январе 1945-го года социалисты постарались о них забыть. Но в произведениях Герберта Уэллса, Джека Лондона, Хэвлока Эллиса, Уэббов и других есть много доказательств того, что социалистические писатели и публицисты не боялись решительных мер. Идея этнической чистки - вполне ортодоксальный социализм на протяжении столетия и более.
Таким образом, социалистическая интеллигенция западного мира подошла к Первой мировой войне, будучи приверженной расовой чистоте и господству белых и не менее приверженной насилию. Социализм предлагал им полную свободу рук, и их лицензия на убийство включала геноцид. Например, в 1933-м году, в предисловии к "На мели", Бернард Шоу публично приветствовал принципы уничтожения, которые уже принял Советский Союз. Социалисты теперь могли гордиться государством, которое наконец обнаружило мужество действовать, хотя некоторые по-прежнему считали, что такие действия надо маскировать. Несколько лет спустя, в 1935-м году, социал-демократическое правительство Швеции начало евгеническую программу принудительной стерилизации цыган, умственно отсталых и слабых здоровьем, и продолжило ее до окончания войны.
Утверждение о том, что Гитлер не может быть настоящим социалистом, поскольку он пропагандировал и практиковал геноцид - глубочайшая ошибка. Обращаясь к собственной партии, НСДАП, в Мюнхене в августе 1920-го года, он убеждал ее в своей вере в социалистический расизм: "Если мы социалисты, мы обязаны быть антисемитами, альтернативой в этом случае являются материализм и культ богатства, которым мы стремимся противостоять". Раздались громкие аплодисменты. Гитлер продолжил: "Как, будучи социалистом, вы можете не быть антисемитом?" Такая точка зрения находила широкое понимание, и примечательно, что ни один немецкий социалист в 1930-х годах или ранее не пытался отрицать право Гитлера называть себя социалистом из-за расовой политики. Во времена, когда социалистическая традиция геноцида была хорошо известна, это звучало бы просто абсурдно. Более того, такая традиция была уникальна.
Первая реакция на национал-социализм за пределами Германии в настоящее время в значительной степени забыта. Европейские левые были очень смущены, потому что подъем фашизма застал их врасплох. В марксистском писании ничего такого не предсказано, и совершенно естественно, что они были озадачены. Откуда все это? Гарольд Николсон, демократический социалист, а после 1935-го года - член палаты общин, добросовестно изучил кучу брошюр в своем гостиничном номере в Риме в январе 1932-го года и пришел к вполне разумному выводу, что фашизм (итальянский вариант) - это своего рода военизированный социализм. Хотя он уничтожил свободу, заключил он в своем дневнике, "это, безусловно, социалистический эксперимент в том, что он разрушает индивидуализм". Московский взгляд на фашизм, как последнюю стадию капитализма, хотя уже и был предложен, еще не получил широкого распространения. Ричард заметил в передаче BBC в 1934-м году, что многие студенты в нацистской Германии считают, что они "закладываю основы нового немецкого социализма".
К началу гражданской войны в Испании в 1936-м году произошла поляризация, и к тому времени большинство западных интеллектуалов были уверены, что Сталин - левый, а Гитлер - правый. Этот неожиданный сдвиг во взглядах не был объяснен и, возможно, не может быть объяснен, кроме как удобством аргументации. Бинарные оппозиции - полицейские и грабители или ковбои-индейцы - всегда удобны. Пакт Молотова-Риббентропа едва ли кто-нибудь видел, как попытку восстановить единство социализма. Говорят, остряки в британском МИДе шутили, что все "Isms"(идеологии)теперь "Wasms"(устаревшие теории), и общее мнение заключалось в том, что это не более, чем циничный брак по расчету.
К началу мировой войны в 1939-м году идея о том, что Гитлер - разновидность социалиста, была почти полностью мертва. Можно отдать должное одному странному, но выдающемуся исключению. В эссе "Лев и единорог", написанном им, как убежденным социалистом, сразу после падения Франции в 1940-м году, Оруэлл увидел катастрофу, как "физическое развенчание капитализма", показавшее раз и навсегда, что "плановая экономика сильнее неплановой", хотя он и не сомневался, что победа Гитлера была трагедией для Франции и для человечества. Плановая экономика давно была главным требованием социалистов. А национал-социализм, утверждал Оруэлл, взял от социализма "только такие черты, которые делают его эффективным для военных целей". Гитлер уже приблизился к социализации Германии. "Внутренне Германия имеет много общего с социалистическим государством". Эти слова были написаны непосредственно перед нападением Гитлера на Советский Союз. Оруэлл полагал, что Гитлер войдет в историю как "человек, из-за которого лондонский Сити перешел от смеха к слезам", заставив финансистов увидеть, что планирование работает, а экономическая свобода для всех - нет.
На пике своих успехов Гитлер призывал преодолеть партийное разделение. Незадолго до того, как они разошлись летом 1933 года, Гитлер изливал свою душу Отто Вагенеру, что было опубликовано после смерти Вагенера в 1971-м году, в его биографии нераскаявшегося нациста. "Гитлер: воспоминания близкого друга" Вагенера, составленные в британском лагере для военнопленных, не публиковались до 1978-го года на оригинальном немецком языке, а на английском появились, не привлекая большого внимания, только в 1985-м году. Гитлер, по воспоминаниям, предлагал видение будущего, которое объединяло многие из идей, которые когда-то сделали утопический социализм непреодолимо привлекательным для поколения, порожденного экономической депрессией и катаклизмами войн. Он смешивал, как делал до него викторианский социализм, сильный экономический радикализм с романтическим увлечением минувшими веками, до того, как капитализм превратил героизм в убогую жадность и стал угрожать традиционным институтам семьи и племени.
Социализм, говорил Гитлер Вагенеру вскоре после захвата власти, не был недавним изобретением человеческого духа, когда я читал Новый Завет, слова Иисуса часто напоминали мне о социализме. Беда в том, что христиане многие века не действовали по заветам Учителя. Мария и Мария Магдалина, продолжал Гитлер свой удивительный полет фантазии, нашли пустую могилу, и задача национал-социализма - дать наконец тело высказываниям великого Учителя: "Мы первые выносим это учение на свет божий". Евреи, говорил Гитлер Вагенеру, не были социалистами, а Иисус, которого они распяли - истинный создатель искупительного социализма. Что касается коммунистов, Гитлер выступал против них, потому что они организовали настоящее стадо, в советском стиле, без индивидуальной жизни, а его собственный идеал - "социализм наций", а не интернациональный социализм Маркса и Ленина. Главная проблема нашего времени, сказал он Вагенеру, заключается в том, чтобы освободить труд и заменить власть капитала над трудом властью труда над капиталом.
Это-ли не социалистические идеалы, и, если Вагенер добросовестно рассказывает о своем боссе, не остается никаких сомнений: Гитлер был неортодоксальным марксистом, который знал свои корни и знал, насколько неортодоксальным был способ, выбранный им для достижения цели. Он был социалистом-диссидентом. Его программа была одновременно и ностальгической, и радикальной. Она предлагала совершить то, что христиане не стали делать, и что коммунисты сделать пытались, но все испортили. Как сказал Гитлер Вагенеру: "Мы сможем достичь того, чего не удалось добиться марксизму, ленинизму и сталинизму".
Таково национал-социалистическое видение. Оно было соблазнительным, одновременно традиционным и новым. Как и все социалистические теории, оно в конечном счете касалось морали, поэтому экономическая и расовая политики рассматривались, как основанные на универсальных моральных законах. К тому времени, когда эти беседы увидели свет в печати, мир оставил такие вопросы далеко позади, и менее, чем когда-либо, готов был выслушивать высказывания чудака или клоуна.
В конце концов, чудак однажды предложил видение будущего, которое сделало викторианскую доктрину истории интересной для миллионов. Теперь, когда идея социализма отброшена, такой интерес, несомненно, трудно вернуть. Чтобы пережить это снова, в воображении, можно заглянуть в дневники Геббельса. 16 июня 1941-го года, за пять дней до того, как Гитлер напал на Советский Союз, Геббельс ликовал в уединении своего дневника в предвкушении победы над большевизмом, которая, по его мнению, быстро последует. Не надо восстановления царей, заметил он сам себе, после того, как Россия будет завоевана. Но еврейский большевизм должен быть искоренен в России, и на его месте появится "настоящий социализм" - Der echte Sozialismus. Конечно, Геббельс был лжецом, но зачем ему врать в своем дневнике? И до конца своих дней он считал, что настоящий социализм - это национал-социализм.
Использованы материалы:
Comments