Третья часть цикла раскрывает историю жизни и парадоксальную двойственную природу царя Василия IV Шуйского — с одной стороны, кроткого и бестолкового слуги, с другой — хищного и разумного властителя, который поддерживал русский сепаратизм, делая ставку на слово, а не на дело. Противники называли царя Василия самопровозглашённым, а сторонники — последним настоящим Рюриковичем на престоле России.
В первой части цикла «Русь на грани срыва» речь шла о «череде самозванцев» на русском престоле — и о том, почему эти «самозванцы» на самом деле были легитимными царями. Во второй — о том, как в действительности разворачивались события, вошедшие в учебники как «крестьянское восстание Болотникова».
Фазиль Искандер придумал образ для обозначения абсолютного социального страха — и для господства, основанного на этом страхе: он говорил о сосуществовании кроликов и удавов, где страх одних является источником силы других. Уверен, что в голове царя Василия Шуйского сосуществовали и те, и другие, то есть он сам был одновременно и кроликом, и удавом: боялся — и подпитывался страхом других, обрекая их на мучительную гибель.
Начнём с его родословной. Прямым предком Василия Шуйского был великий князь владимирский Дмитрий Константинович Старший, князь Суздальский. Суздальские князья — они же князья ростовские и нижегородские. К тверским, а особенно, к московским князьям эти Рюриковичи питали редкую неприязнь.
Началось это, пожалуй, во времена ордынской «великой замятни», накануне Куликовской битвы. Князь Дмитрий Суздальский тогда оспорил в Орде ярлык на великое княжение, данный до того Москве, и с 1360 по 1362 по воле хана Навруза (Мухаммеда) был правителем Руси. Соответственно отец Дмитрия Донского Иван Красный вынужден был стать вассалом Дмитрия Суздальского. И, естественно, потомки Дмитрия Константиновича это хорошо помнили. Помнили о том, что правящий в России дом основан сыном их холопа.
С тех пор отношения суздальско-нижегородских князей с Москвой не заладились. Суздальцы поддержали в годы ордынской «великой замятни» группировку восточно-татарских правителей, а москвичи — западных. Например, Дмитрий Донской, не согласный с решением хана Навруза о нижегородском великом княжении, получил ярлык на великое княжение от Мамая (точнее, от его ставленника хана Абдаллаха), который контролировал запад Орды, а Дмитрий Константинович — подтвердил свой ярлык у хана Мюрида, контролировавшего восток Орды.
Следом за вооружённым конфликтом Мамая и восточных правителей Орды, грянула московско-нижегородская война. Потом дела у Мамая пошли не ахти как, и Дмитрий Донской помирился с восточно-ордынскими ханами, точнее, с ханом Тохтамышем. Примирение с сюзереном повлекло за собой примирение с вассалом. Нижегородский правящий дом даже выдал за московского князя свою княжну Евдокию. Московско-нижегородская война, вроде, тоже была окончена.
Правда, любви большой между московским и нижегородским княжескими семьями не получилось. Уже во время похода Тохтамыша на Москву, в 1382 году, свояки и шурины московского князя пришли с татарскими войсками в Москву и с удовольствием перерезали четверть московского населения.
Ответ родни Дмитрия Донского нижегородским князьям был по-московски прост и жесток: Василий Дмитриевич Первый на деньги своего тестя, великого князя литовского, выкупил у золотоордынцев право на нижегородское княжество, приехал с дружиной в Нижний, занял город и выселил всех своих незадачливых родственников из столицы Поволжья в захолустную Шую.
Так некогда великие суздальско-нижегородские князья стали обычными Шуйскими. Часть из них смирилась с поражением и продалась за хорошие деньги московским родственникам, великим князьям, а другая часть продолжала бунтовать (в том числе и прапрадед Василия Шуйского, его тёзка Василий Юрьевич Шуйский), поддерживая звенигородских князей, боровшихся в годы великой феодальной войны за московский престол: Юрия, Василия и Дмитрия Шемяку.
Последние проиграли войну Василию Второму Московскому, и бунташная часть Шуйских вынуждена была продаться москвичам уже за очень хорошие деньги. Шуйские становятся и наместниками новгородскими, и псковскими, и двинскими. Поэтому прадед Василия Шуйского, Михаил Васильевич Шуйский наместничал в Переяславле. Иногда Шуйским даже доверяют московское наместничество в годы отсутствия царя, иногда и место регента, но не более. Дед Василия Шуйского, Андрей Михайлович, фактически возглавлял государство с 1542 по 1543 — был первым думским боярином. Шуйские богатеют на глазах, но от главного — от престола великокняжеского и венца царского становятся всё дальше. (Да и убивают их конкуренты охотно. Того же деда будущего царя Василия, говорят, собаками затравили по указу Ивана Грозного).
Тут в безупречной феодальной родословной царя Василия Шуйского наступает тёмная полоса. Карамзин рассказывает, что, дед Шуйского, Андрей Михайлович был репрессирован Грозным. Карамзин — известный сказочник, но звучит логично. Действительно, в схватке с Бельскими Шуйским тогда не повезло. О том, что происходило следом традиционные историки рассказывают так: некий слуга увёз маленького Ванечку, будущего отца царя Василия, в Белоозеро, спас от царя-людоеда. И там этот слуга жил лет пять крестьянским трудом, а малыш-Ваня бегал босоногим подпаском. Позже слуга обратился к грозному царю — и тот простил малыша, вернул его в столицу: типа, «сын за отца не отвечает».
Эту белебердень нам преподносят как самое достоверное, что нам известно об отце Василия Шуйского. Очевидно, что-то было неладное с родителем будущего царя. Ведь далее к нему относятся не как к высокорождённому княжичу, а как к бастарду какому-то.
А, вдруг, действительно, бастард? И от крестьянки? Потому и сослан крестьянствовать к мамаше в Белоозеро? Тогда объяснимо, почему Иван Грозный в 1550 году включает его в «тысячу лучших слуг» как боярского сына третьей статьи, с низшим окладом в 100 четвертей пашни. Это было бы для настоящих Шуйских унизительно. Но для бастарда — нормально!
Потом он дослужился при дворе до главного оруженосца и взят в опричнину. В ходе опричнины часть его родственников отправилась на плаху, но он и пальцем не пошевелил для спасения родни.
Мораль — или чёрств душой, или родню роднёй не считал.
В 1572 году, накануне ликвидации опричнины, Иван Андреевич Шуйский назначен первым боярином опричной думы. И высоко — и бестолково, так как должность вскоре упразднена. И женился-то он на худородной какой-то девице. И детей своих он лишь отчасти женит на боярынях. Василия на Елене Репниной, а Дмитрия — на Екатерине, младшей дочери Малюты Скуратова и сестре жены Бориса Годунова. Этим браком со Скуратовым-Бельским и Годуновым, некогда знатнейший Шуйский и хочет упрочить своё положение при дворе. Для князя — мелковато, а для бастарда — самый раз!
Молодому Василию Шуйскому доверяют самое важное — охрану царя. То ли Иван так ему доверяет (что удивительно, так как многие Шуйские кончили тогда жизнь на плахе), то ли доверяют те, кто царя Ивана контролирует (это — скорее). Василий служит в оруженосцах царя Ивана «Грозного» с 1574 по 1579 год, то есть примерно с 22 до 27 лет.
Солидный возраст, и в рындах далее ходить непристойно. Его переводят на воеводскую должность. Василий Иванович участвует в незначительных походах, показывает себя никудышным полководцем, а потому убран из армии, как все бездари — с повышением, и уже при царе Фёдоре в 1584 году назначен главой московской судной палаты и боярином. На должности своей то ли проворовался, то ли и там был признан никчёмным, но так или иначе через год после повышения отправлен в Смоленск воеводствовать. С царских глаз долой — и подальше от московской политики.
Пока мы видим абсолютно «кроличье» поведение Василия Шуйского. До 34 лет против власти московского царя слова ни вымолвил. Куда пошлют — там и служит. Кстати, воеводой он был, видимо, плохим только в глазах царя. Население Смоленска и других городов, где Шуйскому удалось повоеводствовать, относилось к нему очень хорошо, равно как и части вверенных ему войск.
В 1586 году клан Шуйских (точнее — его московская часть) организовал мятеж против клана Мстиславских, защищая права церкви и поддерживая ту часть иерархов РПЦ, которая не желала выполнять решения церковного собора 1584 года. Я писал об этом соборе и говорил, что Мстиславские и царь Фёдор в те поры начали конфискацию земель церкви. Шуйские выступили против этого, а потому в 1586 году были репрессированы. Младший брат будущего царя Андрей в 1587 году убит в ссылке.
Полагаю, что сын бастарда Василий либо не знал о мятеже, либо его не поддержал, а потому наказание для него было мягче. Он был сослан ненадолго вместе с братьями Иваном и Дмитрием в свою вотчину в Шую, а потом, когда следствие разобралось, что Василий никакой не заговорщик, да и вообще родня ему не доверяет, в 1587 году был в Смоленск возвращён на прежнюю воеводскую должность. Правда на него то ли сходу поступил донос, то ли царю стало казаться, что с воеводством он не справляется, и уже в том же году царь Федор отправил Василия в ссылку в Галич, где он и пробыл до 1591 года. Видимо, писал оттуда слёзные письма царю с просьбой о милости. Милость была проявлена.
Его вернули в Москву и послали выполнять самую грязную работу: участвовать в разгроме Углича, наказывать безвинных людей, — сыскивать так называемое «угличское дело». Дело было сыскано. Что в нём было — теперь не расскажешь, так как у нас на руках есть только фальшивка более позднего времени о «самоубийстве царевича Дмитрия». О бредовости этого дела я уже неоднократно говорил и повторяться не буду. Одно ясно — Василий Шуйский наконец-таки угодил царю! Угодил, и был пожалован званием члена боярской думы, а потом самым богатым, «вкусным» воеводством — новгородским.
В 1598 году снят уже царём Борисом Годуновым с насиженного тёплого местечка и послан в действующую армию, где участвовал в одном из неудачных походов на крымцев. После смерти Бориса Годунова, был введён вместе с братом Дмитрием в правительство.
Тут, наконец, проявляется удавья сущность в некогда робком «кролике» Василии.
Он понимает, что маленький Фёдор Годунов не сможет удержать власть, а значит есть шанс поймать золотую рыбку царствования в мутной водице смутного времени. Шуйский попытался стать главой правительства, уже после убийства Фёдора. Но неудачно. В Москву вступил император Дмитрий, и Василий Шуйский был отправлен в краткосрочную ссылку, но возвращён в конце 1605 года, ибо преступлений против действующего монарха не совершал. Да и репутация «кролика» помогла. Никто тогда не знал, что Василий — уже вполне созревший удав.
По возвращении Шуйский сразу же отмечает шаткость престола Дмитрия. Он понимает, что император и Мстиславские замахнулись на церковь, а это — не прощается. И Шуйский попытался было организовать новый заговор. Но был пойман, приговорён и … прощён, ибо император не желал проливать кровь накануне свадьбы с Мариной Мнишек.
Понимая, что прощение — временная мера, Василий собирает все свои деньги, и, пользуясь тем, что через Москву на юг проходили знакомые ему ещё по воеводству новгородскому «его» стрельцы, подкупает их — и поднимает вместе с частью священников бунт. В организации бунта ему помогают боярские семьи Татищевых, Голицыных и дворяне Валуевы. Заговорщики использовали как повод подготовку к первому в истории России дворцовому балу-маскараду (невиданному зрелищу для московитов!). Заявив, что подготовка «страшных» масок — повод для расправы поляков с законным царём, заговорщики врываются в Кремль, и сами творят то, в чём и обвиняют поляков — зверски убивают мужественно сопротивляющегося императора.
Шокированный казнью законного царя патриарх Игнатий отказывается венчать на царство злодея-цареубийцу. Шуйского сие не смущает. Он срочно вызывает из Новгорода митрополита Исидора, которого сам же в бытность свою новгородским воеводой (1591-98) фактически поставил на митрополичью кафедру. Исидор согласился короновать Василия Шуйского. Коронация прошла под охраной верных новгородских полков. Новгородцы фактически заняли столицу. Через месяц, в июле Шуйский смещает Игнатия и выбирает патриархом своего родственника, митрополита казанского Гермогена. Не желая быть задушенным удавом-царём, низложенный патриарх Игнатий бежит в Литву.
Далее царь Василий сталкивается с «восстанием Болотникова» (об этом сюжете 1606–1607 годов я подробно рассказывал в предыдущей статье). Не имея ни малейшей возможности подавить восстание силой, он пытается хотя бы задержать продвижение инсургентов к Москве — не столько делом, сколько словом.
Он поручает боярину Федору Мстиславскому возглавить армию, призванную разбить мятежников. Федор был в фаворе у Дмитрия и реально пострадал от переворота: Шуйский понимает, что Мстиславский не нужен ему в Москве, понимает, что Мстиславский настроен против рюриковичей, а потому будет бить и Телятевского, и Шаховского. Но не будет бить царевича Петра. (Я писал уже, что предполагаю родство между ними: Дмитрий был Мстиславским по матери). Так как Шуйский хочет лишь задержать инсургентов, его устраивает, что Федор Мстиславский будет бит, ведь войск у него немного. Сражение под Пчельней развивается по сценарию Шуйского. Мстиславский дерётся с «болотниковцами», но отступает. Поражение Шуйского? Нет! Ибо не на воинскую силу рассчитывает этот удав.
У Шуйского-удава есть в кармане козырная карта. Эта возрождение конфедерализированной России, поддержка русского сепаратизма. И он эту карту в решающий момент предъявляет. По-видимому, Шуйский предложил возродить то территориальное деление страны, которое было при начале царствования Ивана «Грозного» — фактическую независимость четей: новгородской, рязанской и владимирской.
Такое конфедеративное устройство страны принимают и рязанцы — рязанское ополчение Прокопия Ляпунова переходит на сторону царя. Следствие — битву под Восмой болотниковцы проигрывают. Конфедерация устраивает и тверичей, и Телятевский, князь наследный тверской начинает переговоры с Шуйским, в результате которых «восстание» сворачивается. Телятевский прощён, но казнён его оруженосец — собственно, Болотников.
Конфедерация устраивает и новгородцев, мечтающих отделиться от России и перейти под руку Карла IX Шведского, а потому митрополит Исидор начинает подготовку выборгских трактатов, по которым шведы дают Шуйскому армию и предоставляют значительный военный кредит под залог Новгорода и Карелы.
У Шуйского есть и второй козырь — РПЦ. Он восстанавливает все тарханы, отнятые Фёдором и Дмитрием у монастырей и отменённое Годуновым крепостное право на землях, принадлежащих Церкви, сначала на землях патриарха, а потом — на всех церковных землях. Это и провозглашает знаменитое «Уложение» 1607 года. Церковники в восторге от царя Василия и патриарха Гермогена. Тут бы написать: «Шуйский победил!» Но нет. Ибо следом встретил он более сильных удавов — царя Дмитрия Второго и короля Сигизмунда.
Автор Дмитрий Левчик (с)
Comments